Туманность Пугачевой |
|
Озарения Филиппа Киркорова, снизошедшие на него к 40-летию У Киркорова — очередной всплеск активности. Артист фонтанирует, словно прорвавшийся гейзер, новыми проектами, идеями, планами. На носу — круглая дата, и получается так, что череда юбилейных торжеств начнется с его звездного выхода на грядущей 9 и 10 февраля в концертном зале гостиницы "Космос” церемонии ZD Awards 2006. — Фил, даже не знаю, с чем сперва поздравлять, — с юбилеем в год Свиньи или с более частной приятностью. Ты неожиданно для всех стал композитором и снова будешь участвовать в "Евровидении” — теперь уже как автор песни Димы Колдуна, которого делегирует Белоруссия… — А я скажу, что и с тем, и с другим надо не поздравлять, а сочувствовать. С сорокалетием — потому что быстро все пролетело и не успели оглянуться, как зима катит в глаза… Ну, не зима… Осень. Но грядет, понимаешь. Это — грустно. В случае с композиторством же сочувствовать надо потому, что это колоссальный груз ответственности на меня сейчас лег. Все ведь, как всегда, приняли позу ожидания и выжидания. И хотя сейчас эта моя песня вызывает положительные отклики, но в случае если, не дай Бог, результат на "Евровидении” выйдет не тот, что надо, то все оглобли — естественно и как всегда — полетят в Филиппа Киркорова. Но я не хочу сейчас об этом думать, не загадываю никакой результат. — Но все-таки были и удачи, которым все тоже радовались, в частности — фурор Билана в Афинах, к чему ты имел самое прямое отношение…< — Да, и моя задача после того, как Колдуна выбрали участником от Белоруссии, сделать к этой песне правильный красочный номер, правильно провести промо-тур и избежать ошибок, на которых мы все учились в прошлом. — Чего больше в твоей уверенности — веры в песню, которую ты написал, или в Колдуна как исполнителя? * * *— Хоть мы с тобой, Филипп, и добрые товарищи, но для меня стало абсолютной неожиданностью то, что ты, как и Алла, оказывается, музыку пописываешь.— Я бы, конечно, себя не сравнивал как композитор с композитором Аллой Пугачевой. Потому что Пугачева, на мой взгляд, композитор уникальный. Песни, которые она написала еще под псевдонимом Горбонос для первого альбома "Зеркало души”, песни для альбома "Как тревожен этот путь”, другие произведения, включая "Три счастливых дня”, "Осенний поцелуй” и тэдэ и тэпэ, которые уже переходят из качества просто хороших песен в качество подлинных шедевров, совершенно уникальны. С ними не может быть никаких сравнений и параллелей. А у меня сочинительство — некий элемент самовыражения, который присутствовал очень давно. — Как давно? — Ну, лет двадцать. — И ты все это время молчал?! Гадина какая! — А нечего было говорить. Это все было в недоделанных зарисовках, на магнитофонных пленках, где-то на бумажечках, где-то в голове — какие-то музыкальные обрывки, идеи. Ничего серьезного по большому счету. И никуда это не развивалось. А когда снова замаячило это "Евровидение”, меня это в какой-то степени мобилизовало на то, чтобы я все-таки закончил какое-нибудь свое произведение. И вот одна из этих форм обрела законченное очертание. Я подумал, что при правильном музыкальном продюсировании и хорошей аранжировке это может быть неплохим продуктом. Так, собственно, и появилась эта песня — из одной очень давней инструментальной заготовки, которую я все хотел куда-нибудь пристроить. Она даже чуть не стала прологом к песне "Полетели”, которую для меня написала Любаша. Но Андрей Данилко, который теперь успешно трудится как музыкальный продюсер, отмел мое предложение и вырулил собственную версию и аранжировку. А у меня на "отвергнутую” мелодию нанизался потом самостоятельный припев, в студии уже доработался куплет, и вуаля — горячий пирожок под названием Work Your Magic был испечен. Вот что значит — эмоциональный толчок, который в итоге заставил меня закончить хоть одно собственное произведение. — Значит, "Евровидение” — это толчок. А как же Алла — так ни разу и не стала эмоциональным толчком за годы совместной жизни? Она что — хуже "Евровидения”? — Алла была эмоциональным толчком к тому, чтобы я вообще раскрыл себя как артист. Это — значительно глобальнее. Более того, если бы я по молодости меньше с ней спорил, а больше прислушивался, когда она давала советы, глядя на меня со стороны, то, может быть, я бы сделал еще больше. — А ты не прислушивался? — Где-то прислушивался, но где-то и спорил. Хотя спор с ней был даже не по существу, а просто какой-то молодецкой удалью, неким способом самоутверждения. Хотя сейчас думаю, оглядываясь назад, что и в том, где я с ней не соглашался, она была абсолютно права. — В чем, например? — Например, с проектом "Мышь”. Я его громко называл "проектом”, с головой ушел в эту мистику, модные звуки, считал это радикальной сменой имиджа, на что Алла сказала, что смена костюма и прически — это еще не смена имиджа. Она была против, потому что считала, что так кардинально уходить в сторону, в другое направление не надо. Что для моей публики это все чуждо, а другой публике эти мои потуги и подавно не нужны, посему все труды уйдут в песок. — Однако на людях она тебя тогда очень поддержала с этой "Мышью”. — Естественно, поддержала. Она же была жена. В ее понятии это было нормой — за мужем и в ссылку, и в Сибирь, и на баррикады. Ей все это не нравилось, но она понимала, что мне нужна ее поддержка, и она была со мной. Сейчас я тоже считаю, что мне не стоило, может быть, с такой уж сугубой серьезностью играть в эту чернуху. Но до этого у меня все было так сладко, красиво, светло, безоблачно, что, наверно, просто захотелось немножко говна. Алла, кстати, это состояние тоже как-то описывала, когда вспоминала свое пуританское воспитание в детстве, и то — с какой безоглядной страстью и восторгом погрузилась в эту зловонную жижу шоу-бизнеса, когда выпорхнула из-под родительской опеки. Сперва балдела, пока не наелась всей этой гадости, которой хватает не то что в шоу-бизнесе, а просто во взрослой жизни. — А меня эта "Мышь” очень даже позабавила… — Она попала на музыкальный перелом в стране, когда сюда пришло MTV. И я помню, как Борис Зосимов — тогда генеральный директор канала — сказал, что вот приходит, мол, новая эпоха и на MTV никаких певцов типа Аллегровой и Киркорова не будет, а будет одна продвинутая молодежь. Меня это заявление, конечно, завело. Думаю, ну как же так? Не то что я боролся за это MTV... Но почему это считают, думал я, что я не смогу ничего сделать? И я сделал. И, как это ни странно, канал MTV в России открылся роликом "Мышь”. Борис Зосимов сам позвонил мне после того, как я показал клип на презентации, и сказал: "Отдай этот ролик мне”. Для меня это была победа. Я и говорю — мне всегда нужен эмоциональный толчок: завестись, разозлиться. — Получается, был все-таки прав ты, а не Алла? — Да. Но просто надо было вовремя соскочить с этой темы. — А она была в курсе твоих композиторских потуг? — Не-а. Даже неловко ей было что-то показывать. Мне это казалось баловством. Поэтому, когда я огорошил ее известием, что написал песню и она поедет на "Евровидение”, Алла, конечно, была в шоке и, как любой нормальный человек, не поверила в это. — И ты ей тут на блюдечке с каемочкой выкатываешь запись… — Когда она услышала, то поняла, что такое, конечно, мог написать и придумать только Киркоров, потому что в этом произведении очень много компиляции того, что сидело все эти годы во мне и связано с "Евровидением”, на чем у меня, как ты знаешь, пунктик. Эта песня — такое концентрированное воплощение моего понимания "евроформата”. — И что Алла сказала? Не простебала? — Нет, не простебала. Она глубоко задумалась. Я спрашиваю: ну, как песня-то, Ал? Она дипломатично ушла от ответа, буркнув под нос: "Может быть”. Потом отошла в сторону и еще раз буркнула: "А может и не быть”. — Как-то туманно она "набурчала”. Хотя не мудрено. Какие песни? Какое "Евровидение”? Какой Киркоров? Голова ведь забита стройкой у Галкина, не так ли? — Да откуда я знаю, чем она занимается на стройке у Галкина? Я не знаю, чем она занимается в свободное от общения с Киркоровым время. Порой новости о ней я узнаю из газет, как и другие. Хотя общаемся мы каждый день — если не встречаемся, то по телефону обязательно. У нас замечательные отношения. — А ты видел этот шедевр средневекового зодчества? — Нет, я его не видел. Я только слышал и читал репортажи с места событий. Думаю, Максим знает что делает. Ведь на этом месте должен был стоять замок графов Толстых, натурный рисунок которого Максиму показала Фекла Толстая, наследница этого дворянского рода. И Макс решил восстановить эту настоящую историю. По-моему, здорово. — Как же так получилось, что из тусовки самый большой замок в этой стране отгрохал Галкин, а не Филипп Киркоров? — Начнем с того, что я на предмет жилья никогда не заморачивался. Если ты обратил внимание, я уже столько лет продолжаю жить в доме на Таганке, в котором родился. В этом плане я очень консервативен. Когда мы с Аллой были мужем и женой, был дом на Истре, который меня вполне устраивал, и мы прекрасно проводили там время, когда надо было уйти от городской суеты. За два почти года после развода я не то что не успел бы построить дворец, я бы даже не успел сделать ремонт в хорошей большой квартире. А Галкину в этом плане как человеку холостому, неженатому, свободному было чем заняться в последние шесть лет его большой популярности. Поэтому он как известный артист и грамотный бизнесмен все успел вовремя сделать — и землю купить, и построить на ней свое звездное жилище. Мое же обустройство сейчас в процессе, и, думаю, в ближайшее время я, конечно, уже обрету нормальный угол, где смогу жить и принимать своих гостей. Отпраздную новоселье. Потому что, конечно, эта квартира на Таганке давно превратилась в склад концертных и бытовых костюмов, а также техники. Но я никогда не ставил задачи построить себе дом за городом. — А если бы поставил, это был бы тоже средневековый замок, или Лувр, или поп-модерн? — Я бы построил Диснейленд. Гигантомания вполне мне свойственна. Но я всегда воплощал свою гигантоманию в творчестве. В быту же это ограничивалось какими-то лимузинами, самолетами с портретом… У каждого свой бзик. У Галкина бзик — построить гигантский средневековый замок, а у меня был бзик — купить самолет, обклеить его портретами и путешествовать по стране с гастролями. Но, во всяком случае, "звездную” квартиру я себе готовлю. — Эта та самая квартира под Аллой в доме на Филипповском? — Та самая. И для меня это очень удобное и комфортное место. Тем более это — Филипповский переулок. Грех там не поселиться. — И Алла под боком, хоть жена и бывшая, но близкий человек все-таки, да? — Естественно. Все очень хорошо складывается, и почему бы нет? Имею на это право! — Когда ждать новоселья? — Это все вопрос времени, которого категорически не хватает. То гастроли, то туры, то летние "чесы”, то новогодние съемки, теперь вот снова — "Евровидение”, которое практически уже занимает все мое свободное время и даже в какой-то степени уже ограничивает мою концертную работу, а это ведь мой единственный доход в жизни. А еще надо содержать офис, готовить свое шоу, которое я планирую показать в ноябре в Москве и Петербурге. Новые номера, новые песни, новые записи. Это все — колоссальные расходы и уйма времени. Так что на бытовые проблемы — на эти ремонты, переезды — просто уже не хватает ни времени, ни сил. Я встаю в 9 утра, а прихожу домой в 3 ночи. — Ну, Алла бы могла похозяйничать на ремонте. А то все с Галкиным да с Галкиным… Тут же по лестнице три метра вниз… — Естественно, я у нее прошу советов. Ее безукоризненный вкус и чутье всегда были для меня очень важны. И она чем может помогает. — А где ж она была со своим безукоризненным вкусом, когда Галкин затеял весь этот карнавал средневекового китча? — Я не считаю, что это — безвкусный китч. Каждый вправе воплощать свои идеи и жить там, где сам себе придумал. Максим — человек очень замкнутый, закрытый. Он воспитан так, что его дом — это его крепость. И он себе построил эту крепость — такой замок графа Монте-Кристо, где бы он себя чувствовал безопасно, комфортно. Ему там жить, и он создает себе мир, в котором ему было бы уютно. Осуждать за это никто не вправе. И наплевать, как другие воспринимают его крепость — безвкусным китчем или роскошным замком… Знаешь, многим бы хотелось построить такой замок, но не каждый может себе это позволить. * * *— Ты обмолвился о том, что Андрей Данилко промышляет музыкальным продюсерством. С чего это? Верке Сердючке надоело хабалить на радость толпе? Данилко и впрямь решил серьезно заняться музыкой?— Дело в том, что Андрей давно был серьезным музыкантом. И даже в период глобального успеха в эксцентричном образе Верки Сердючки он не забрасывал музыку и выпустил инструментальный фортепианный альбом. Он и одаренный композитор, и сильный инструменталист. Он всегда был серьезным музыкантом, но об этом мало кто знал. Другой вопрос — востребованность этого жанра. — Ему надоело быть Веркой Сердючкой? — Думаю, он не собирается отказываться от этого образа, но человек себя ищет. Я знаю, что он готовит новую программу. Для него это тоже в какой-то степени эксперимент. Он бы и не был таким востребованным артистом, если бы постоянно не искал себя. — Доволен ты его работой как музыкального продюсера? — Очень доволен. И хотел бы еще с ним поработать. На самом деле, когда я записываю какое-то новое произведение, то в первую очередь показываю его, конечно, Алле, но, если возникает потребность узнать мнение каких-то других серьезных музыкантов, я очень часто обращаюсь и к Андрею. Отправляю ему запись по и-мейлу. Спрашиваю: ну как? Или — Олегу Гусеву, клипмейкеру. У него очень своеобразный взгляд на музыку, на творчество, потому что он сам музыкант. Все-таки группа "Август” и все, что он сделал для нашей рок-музыки, — неоспоримый факт. А еще часто показываю детям, потому что у детей очень непосредственное восприятие и часто их реакция говорит гораздо больше, чем самые умные рассуждения матерых профессионалов. — А что за навязчивая идея у Данилко тоже поехать на "Евровидение” в образе своей Сердючки? Это он серьезно? — Он со мной делился этой идеей еще года два назад, когда эта мысль ему впервые пришла в голову. Но потом, как мне кажется, он потерял интерес к ней. А тут вдруг, как мне стало известно, в этом году уже его настойчиво попросили представить Украину на "Евровидении”. — И что это будет? В Европе же не знают и не поймут сугубо национальной сатирической подоплеки. Это же продукт внутреннего пользования. Там будут глазеть, тыкать пальцем, спрашивать: с какого перепугу у этого мужика розочка на голове? — Но надо не забывать, что это — конкурс песни, а я знаю, что песня, которая сейчас готова у Андрея, как раз очень в стиле "евроформата”. — Ну а тетка с розочкой — это что за формат? — А тетка с розочкой, между прочим, — это олицетворение фольклора во многих славянских и балканских странах. — Но ведь это не тетка, а мужик. Все запутаются. — В постсоветских странах, которые участвуют в "Евровидении” — а это четверть всех стран-участниц, — давно знают, кто такая Верка Сердючка и как она популярна. И в Польше, кстати, Сердючка тоже бешено популярна. Там уже ничего никому объяснять не надо. Голосов только от этих стран вполне хватит для достойного результата. А фольклорная подоплека очень хорошо будет принята на Балканах. Зато сам трек по своим музыкальным характеристикам рассчитан уже на западную аудиторию, я его слышал, и это — сумасшедшая вещь. Так что не все так сложно, как тебе кажется. — Хороший букет может сложиться на "Евровидении”: Сердючка, Колдун, ты в придачу… — И еще не известно, кого пошлет Первый канал. — А каковы твои прогнозы? — Я не владею настолько информацией, чтобы делать прогнозы. Но если бы спросили моего совета, то я вижу, что достойно представить Россию на "Евровидении” мог бы Сергей Лазарев, или Валерия, или Виктория Дайнеко — очень профессиональная певица… Есть артисты и есть силы. Все зависит от песни. Время покажет. * * *— Тот факт, что тебе придется быть в команде Белоруссии — страны, у которой большие проблемы с Европой, не наводит на мысль, что все усилия могут оказаться напрасными?— Я понимаю, о чем ты говоришь, но посмотри: ведь Ксюша Ситник на позапрошлом детском "Евровидении” прекрасно взяла первое место, хотя и представляла Белоруссию. — Детскому "Евровидению” по регламенту не надо было ехать после этой победы в Минск. С "большим” же "Евровидением” не все так просто. Мы уже предположили в "ЗД”, что Европа вряд ли захочет устроить себе вторую берлинскую Олимпиаду 36-го года, и потому победит, конечно, кто-то другой, но только не участник от этой страны, даже если это Колдун… — Я уверен, во-первых, что Европейский вещательный союз оценит тот уровень, на котором в этом году белорусы провели свой финал. Не в каждой европейской стране финалы проходят на таком уровне, на такой сцене, с такими эффектами и поп-звездами европейской величины. Все было сделано очень грамотно. Впервые они так серьезно подошли к этой истории. Эти факты идут, безусловно, в копилку того, что в этом году к ним отнесутся доброжелательнее и серьезнее. А как все распределится — вопрос очень относительный. Может, я и романтик, но настаиваю на том, что прежде всех интриг и политических подоплек главной на этом конкурсе все-таки остается песня. И правильно выбранной песне будет сопутствовать успех, какими бы побочными обстоятельствами он ни осложнялся. Как поет наш друг Билан? "Невозможное возможно”. Это можно назвать слоганом нашей акции с Колдуном на "Евровидении”. А потом — у парня такая фамилия. Грех всю эту историю не обыграть. Не случайно наш номер называется "Work Your Magic” — "Сотвори свою магию”. Наколдуем, одним словом… — Не пора ли учредить какой-нибудь фонд помощи молодым талантам имени Филиппа Киркорова? Ты так трогательно порхаешь над всей этой молодежью… — Знаешь, я никогда не забуду, когда мне было столько же лет, сколько сейчас Колдуну или, скажем, ребятам из группы "Челси”, с которыми мы сейчас записали совместный номер, мне совершенно бескорыстно протягивали руку люди — творческие, известные, очень занятые. Но они в меня верили, помогали мне, молодому артисту, пробиваться. Записывали со мной песни, доверяли свои стихи и свою музыку. Дербенев, Резник, Пугачева… Давали шанс. Те же "Рождественские встречи” были для меня, по сути, настоящим трамплином, с которого и начался по большому счету мой профессиональный путь. Это все был шанс, данный мне мэтрами, и не известно, что бы и как со мной было, не дай они мне этого шанса. Я все это запомнил. И сейчас я считаю своим долгом поступать так же, помочь молодым талантливым людям использовать их шанс. — Похоже, в год своего 40-летия ты нашел чем себя занять: и "Евровидение”, и премьера в "Олимпийском”… — И еще мне надо успеть выпустить к 8 Марта сольный альбом. Альбомы я не выпускал с 2001 года. Выходили сборники, лучшие песни, "бесты”, концертные DVD, но номерным альбомом я не занимался. Не потому, что не было песен. Песни-то были. Просто я, как и многие мои коллеги, понял, что выпуск альбома в этой стране — пустая трата времени. Это — нерентабельно. Пиратство и абсолютная незащищенность в области авторских прав лишила артистов любого мало-мальски справедливого заработка с выпуска собственных пластинок, хотя на таких доходах живут большинство звезд за рубежом. По правде говоря, меня этот альбом заставила выпустить Яна Рудковская — мой большой друг и, как все знают, продюсер Димы Билана. Она долго мне внушала, придумала фотосессию, заставляла записывать песни на студии… Не человек, а вулкан. — Ты с Яной теперь такая неразлейвода пара. А Билан-то не ревнует, не подсыпет полония в чайничек?.. — Хочу поправить тебя. Яна совершенно не тратит ни времени, ни сил на мои проекты. Все, как и прежде, достается Билану. У них замечательный тандем. Может, когда мы начинали дружить с Яной на "Евровидении” в Греции, у Димы и закрались какие-то подозрения в моей корысти по отношению к Яне. Но прошел год, и он увидел, что я не отнял у него его Яну, а наоборот — только помогал ему же в каких-то акциях по продвижению его карьеры в той же Европе. А заставить записать альбом — это не значит потратить свои силы. Просто она — очень увлекающийся человек с неисчерпаемой энергией, которая заряжает всех вокруг жаждой каких-то свершений. — Фил, 40 лет, по народному поверью, обычно не отмечают. Это считается плохой цифрой. А ты уже вот так распраздновался, целый юбилейный год расписал… — Правильно ты сказал — юбилейный год. Это будут и события, и работа. Только единственным днем в году, который я обойду стороной и оставлю для себя и своих близких, будет 30 апреля — день моего рождения. Потому что всю жизнь мой день рождения был для меня прежде всего работой. Каждый раз — либо концерты, либо презентации, либо какие-то грандиозные съезды гостей. А теперь я оставлю этот день только для себя. Он будет очень тихий и интимный. Для этого есть еще одна причина — в этот день у меня умерла мама. Поэтому волей-неволей праздника с тех пор никогда особо не получалось, а в этом году я решил даже ничего и не вымучивать, несмотря на круглую дату и некий итог. Итог, впрочем, подводить еще рано, и работы впереди непочатый край. Так же как идей, мыслей и, главное, желания. Знаешь, на каком-то жизненном отрезке, совсем недавно, после некоторых коллизий, я испугался, что это желание у меня пропало. Но, как это ни странно, все вернулось на круги своя. — Со своей стороны, я очень рад, что череда этих юбилейных событий начнется с твоего — не сомневаюсь — феерического явления на церемонии ZD Awards. Удачи и свершения всех желаний, даже самых безумных! mk.ru, 02.02.2007 | |
|